Секретный пилигрим - Страница 13

– И на Бена это произвело впечатление?

– А на кого бы не произвело?

– То есть он об этом говорил? – настаивал Смайли. – Часто? Это многое для него значило? У вас было такое ощущение?

– Он только сказал, что ему надо быть достойным отца. Он сказал, что это будет его компенсацией за то, что его мама – немка.

– Господи, – с грустью произнес Смайли. – Бедняга. Так и сказал? Вы не приукрашиваете?

– Конечно, нет! Он сказал, что в Англии с такой биографией, как у него, ему, чтобы прокормиться, нужно крутиться вдвое быстрее, чем кому-либо другому.

Казалось, что Смайли расстроился по-настоящему.

– Господи, – снова сказал он. – Как несправедливо. А как вы думаете, у него есть выдержка?

И снова он заставил меня задуматься. В нашем возрасте мы на самом деле не понимаем, что на что-то может и не хватить сил.

– Для чего? – спросил я.

– Ну, не знаю. Какая выдержка нужна для того, чтобы вдвое быстрее любого другого бегать по Берлину? Да и нервы, думаю, нужны вдвое толще – всегда в напряжении. А выпить больше и не захмелеть? А уж когда имеешь дело с женщинами – там это всегда непросто.

– Я уверен, что у него есть все, что для этого нужно, – преданно сказал я.

Смайли повесил полотенце на согнутый гвоздь, который выглядел как его личный вклад в оборудование кухни. – А вы оба, вы когда-нибудь говорили о политике? – спросил он, пока мы шли с виски в руках в гостиную.

– Никогда.

– Тогда я уверен, что он в здравом рассудке, – сказал он, грустно рассмеявшись, и я засмеялся тоже.

Жилища, как мне всегда кажется с первого взгляда, обладают либо женскими, либо мужскими чертами, и дом Смайли был, без сомнения, женским: с красивыми занавесками, зеркалами в резных рамах – всюду чувствовались умные женские руки. Я размышлял, жил он с кем-нибудь или нет. Мы сели.

– А по какой причине вы могли бы не послать Бена в Берлин? – возобновил он разговор, глядя с доброй улыбкой поверх стакана.

– Ну, только если бы я сам захотел поехать. Каждому хочется попробовать себя на работе в Берлине. Это передний край.

– Он просто исчез, – объяснил Смайли, откидываясь на спинку кресла и, казалось, закрывая глаза. – Мы ничего от вас не скрываем. Я скажу вам, что нам известно. В прошлый четверг он перешел в Восточный Берлин, чтобы встретиться со своим главным агентом по имени Ганс Зайдль – его фотографию можно увидеть в “Нойес Дойчланд”. Бен впервые встречался с ним лично. Важное событие. Начальник Бена в Берлинском отделении – Хэггарти. Вы знаете Хэггарти?

– Нет.

– Слышали о нем?

– Нет.

– Бен никогда о нем не упоминал в разговоре с вами?

– Нет. Я уже говорил. Я никогда не слышал этого имени.

– Извините. Иногда ответ может меняться в зависимости от контекста, если вы поняли, что я имею в виду.

Я не понял.

– Хэггарти – второй человек в отделении после начальника. Этого вы тоже не знали?

– Нет.

– У Бена есть постоянная подружка?

– Нет, насколько мне известно.

– Случайные?

– Стоило нам с ним пойти на танцы, как они сразу же вешались на него со всех сторон.

– А после танцев?

– Он не хвастался. Он вообще не трепач. Если бы и спал с ними, то не сказал бы. Это не такой человек.

– Мне сказали, что вы с Беном вместе отдыхали. Куда вы ездили?

– В “Туикнем” , в “Лордз” . Немного рыбачили. В основном бывали у родителей друг друга.

– Ага.

Я не мог понять, почему меня пугали слова Смайли. Может, я настолько боялся за Бена, что меня пугало все. Мне все больше и больше казалось, что Смайли предположил, что я в чем-то виноват, пусть нам и предстояло еще выяснить, в чем именно. То, как он пересказывал события, напоминало перечень улик.

– Первый – это Уиллис, – сказал он так, словно мы идем по запутанному следу. – Уиллис – глава Берлинского отделения, у Уиллиса рабочая команда. За ним – Хэггарти. Хэггарти – руководитель операции в подчинении у Уиллиса и непосредственный начальник Бена. Хэггарти отвечает за повседневную работу агентуры Зайдля. Эта сеть состоит ровно из двенадцати агентов – или состояла, что будет точнее, – из девяти мужчин и трех женщин, находящихся сейчас под арестом. Чтобы поддерживать нелегальную работу такого количества агентов, которые связываются между собой или по радио, или с помощью тайнописи, необходима базовая команда по меньшей мере с таким же количеством людей, не говоря уже об оценке и распределении информации.

– Я знаю.

– Я в этом уверен, но все-таки позвольте рассказать, – продолжал он все таким же занудным тоном. – Тогда вы мне поможете восполнить все пробелы. Хэггарти – очень сильная личность. Родом из Ольстера. Вне работы – пьющий, шумный и вообще мало приятный. Но на службе ничего такого себе не позволяет. Добросовестный офицер с потрясающей памятью. Вы уверены, что Бен никогда вам о нем не говорил?

– Нет, я уже сказал.

Я не собирался говорить это таким непререкаемым тоном. Очень часто, отрицая что-то, начинаешь сам себе казаться вруном – в этом есть какая-то загадка; и, конечно же, Смайли подсовывал мне именно эту загадку, чтобы выявить то, что было во мне скрыто.

– Да, вы мне уже сказали “нет”, – произнес он со своей привычной любезностью. – И я это слышал. Просто мне подумалось, что я, возможно, оказал на вас давление.

– Нет.

– Хэггарти и Зайдль были друзьями, – продолжал он еще медленнее, если такое вообще было возможно. – И, насколько позволяла их работа, они были близкими друзьями. Зайдль был военнопленным в Англии, Хэггарти – в Германии. В 1944 году, когда Зайдль работал на ферме около Сайренсестера (режим содержания военнопленных уже не был таким строгим), он стал ухаживать за английской девушкой, работавшей там же. Около главных ворот охранники лагеря оставляли ему велосипед с перекинутой через руль армейской шинелью, чтобы Зайдль мог прикрыть свою робу. И когда он к побудке возвращался в свою постель, охранники делали вид, что ничего не замечают. Зайдль навсегда остался благодарен англичанам. Когда родился ребенок, на крестины пришли охранники и друзья-заключенные. Трогательно, правда? Англичане на высоте. Эта история ничего не напоминает?