Секретный пилигрим - Страница 47

Я почти что слышал, как громко зевают аналитики с Третьего этажа, осиливая всю эту напыщенную нудятину. Я вспомнил, как Тоби хвастался, что Теодор интересуется только самыми высококачественными сведениями. Господи, если уж это было высококачественным, то что же тогда называется низкокачественным? Терпение, сказал я себе. Великих агентов следует ублажать.

На следующий день я получил ответ на мое письмо о паспорте. Тоби объяснял, что проблема заключалась в том, что за последние годы произошли большие изменения в Венгерском отделе Братьев. Сейчас прилагаются усилия, ответил он, как-то подозрительно используя страдательный залог, чтобы установить условия любых гарантий, данных американцами или нами. Я же тем временем должен избегать обсуждения этого вопроса с Теодором, добавил он, словно именно я, а не Профессор начинал об этом разговор.

Три недели спустя, когда я завтракал в “Космо” с Милтоном Вагнером, вопрос этот все еще висел в воздухе. Вагнер был опытным работником и делал то же самое, что и я, у американцев. Сейчас он завершал свою карьеру в Мюнхене и был начальником Отдела восточных операций. “Космо” был таким местом, которое любили посещать американцы, – там делали картошку с хрустящей корочкой и чесночным соусом и огромные фирменные бутерброды, скрепленные длиннющей пластмассовой шпилькой.

– Как у тебя дела с нашим выдающимся ученым другом? – спросил он, по-южному растягивая слова, после того как мы разобрались с другими делами.

– Превосходно, – ответил я.

– Некоторым из наших людей кажется, что Теодор вот уже неизвестно сколько лет занимается своим бизнесом, – лениво произнес Вагнер.

На этот раз я не сказал ничего.

– У мальчиков, которые вернулись домой, была ретроспектива его работы. Ничего хорошего, Нед. Совсем ничего хорошего. Всякая чепуха типа “Здравствуй, Венгрия”, которую он проталкивает на радио. Все это сказано до него. А один абзац просто слово в слово взят из статьи, опубликованной в 1948 году в газете “Дер Монат”. Тот, кто написал это, быстренько узнал свои собственные слова, как только услышал их в эфире, и просто обалдел, – он щедро налил себе кетчупа. – Может, выберем денек, чтобы вызвать его на подробный и откровенный разговор?

– Наверное, он просто попал в полосу невезения, – сказал я.

– Пятнадцать лет для такой полосы многовато, Нед.

– А он в курсе, что вы его проверяете?

– На радио “Свободная Европа”, Нед? У венгров? Через сплетни! Да ты шутишь.

Свое беспокойство я больше сдерживать не мог.

– Но почему никто не предупредил Лондон? Почему ты этого не сделал?

– Я так понимаю, Нед, что предупреждали. Я так понимаю, что это сообщение пропустили мимо ушей. Для ваших ребят настали плохие времена, мы же знаем.

К этому времени до меня со всей силой дошло то, что он сказал. Если Профессор хитрит со своим радио, почему бы ему не обмануть и еще кого-нибудь?

– Милт, можно мне задать тебе глупый вопрос?

– Я к твоим услугам, Нед.

– Пригодился ли вам Теодор хоть когда-нибудь! За все это время? В какой-нибудь секретной работе? Может, даже чрезвычайно секретной работе?

Вагнер задумался над этим, чтобы быть честным по отношению к Профессору.

– Да, в общем, нет, Нед. Одно время мы считали, что его можно использовать в качестве посредника с одной крупной рыбкой, но нам, как бы это сказать, не понравилось поведение старика.

– Это правда?

– Нед, разве я когда-нибудь тебе врал?

Хватит этой воображаемой работы, которую он делает для американцев, подумал я. Довольно стольких лет преданной службы, о которой никто толком и вспомнить не может.

Я сразу же связался с Тоби. Я потратил время, составляя разные тексты, поскольку злость моя не утихала. И только теперь я очень хорошо понял, почему американцы отказали Профессору в выдаче паспорта и почему он в свою очередь обратился к нам. Я понял, что происходило с ним в последнее время, в чем причина его апатии, его ярости: он ожидал, что его попрут. Я повторил информацию Вагнера и спросил, известно ли это в Главном управлении. Если нет, значит, Братья нарушили соглашение о взаимной информации. Если, с другой стороны, Братья предупредили нас, почему же тогда не предупредили меня?

На следующее утро я получил от Тоби скользкий ответ. Он был изложен царственным тоном. Я подозревал, что он попросил кого-то написать за него, поскольку сделано это было без венгерского акцента. Лондон, объяснил он, получил от Братьев “неспецифическое предупреждение” о том, что Профессору “в недалеком будущем” предстоит дисциплинарное расследование по вопросу его радиопередач. Главное управление – под чем, я подозревал, он подразумевает себя – “приняло точку зрения”, что отношения Профессора с американскими служащими не имеют прямого отношения к Цирку. Главное управление также “согласилось с точкой зрения” – кто, как не Тоби, мог сделать это? – что Профессора, целиком отдающего себя оперативной работе, можно извинить за “некоторые промашки” в его работе-прикрытии. Если для Профессора будет найдена другая работа-прикрытие, то Главным управлением “в надлежащее время будут предприняты шаги”. Одно решение состояло в том, чтобы устроить Профессора в один из послушных журналов, с которым он уже время от времени сотрудничал. Но это было делом будущего. Профессор и раньше сталкивался со своими служащими, напомнил мне Тоби, и выходил сухим из воды. Это было правдой. Одна секретарша жаловалась на его приставания, а некоторые представители венгерской общины возражали против его антисемитских настроений.