Секретный пилигрим - Страница 76

Но Хансен, как и его мать прежде, упрямо отказался покинуть свою вторую родину.

В растерянности отец-попечитель отправил его в отдаленную миссию в горах, руководимую традиционалистом суровой школы. Там Хансену пришлось испытать варварство домашнего ареста. За ним следили, как за безумным. Ему запрещалось покидать пределы дома, ему не давали книг и газет, запрещали веселиться и заводить приятелей. Мужчины по-разному относятся к заключению, как по-разному реагируют на высоту, холод или смерть. Хансен реагировал на это ужасно и через три месяца больше не мог этого вынести. Однажды, когда два его брата-попечителя сопровождали его на мессу, он столкнул одного из них с лестницы, а второй убежал. Затем он перебрался в Джакарту и, не имея ни денег, ни паспорта, ушел в подполье в борделях, которые хорошо знал. Девушки стали о нем заботиться, а он выполнял обязанности сутенера и вышибалы. Он подавал пиво, мыл бокалы, вышвыривал буянов, выслушивал исповеди, помогал, кому нужно, играл с детьми в задней комнате. Я представляю, поскольку теперь знаю его, как он выполнял все эти свои обязанности – просто и без суеты. Ему недавно минуло тридцать, и его желания горели ярко, как никогда. Но вот в один прекрасный день, поддавшись какому-то порыву, Хансен побрился, надел чистую рубашку и предстал перед британским консулом, чтобы востребовать свою британскую душу.

Консул же, не страдавший отсутствием ни зрения, ни слуха, был давнишним сотрудником Службы; он выслушал рассказ Хансена, задал для видимости пару вопросов и, прикрывшись маской безразличия, резво приступил к делу. Уже много лет он искал человека со способностями Хансена. Его замашки нисколько консула не смущали. Ему это нравилось. Он затребовал из Лондона данные на Хансена; понемногу он стал одалживать ему небольшие суммы денег под расписку в трех экземплярах, потому что не хотел обнаруживать свой энтузиазм. Когда же Лондон ответил, что у матери Хансена – белая полоска, означавшая, что она прежде была агентом Службы, чаша весов перевесила в пользу Хансена.

Прошел месяц, и Хансен наполовину пришел в сознание, а это означало, что он знал, но только наполовину, да и то едва ли, что установил своего рода контакт с тем, что с определенной натяжкой можно назвать Британской разведкой. Еще через два месяца, как всегда непоседливый, он уже путешествовал по южной Яве якобы в поисках древних свитков, а в действительности собирал для консула сведения о подрывном коммунистическом движении, ставшем его нынешним антихристом. К концу года он был на пути в Лондон с новым британским паспортом в кармане – правда, на вымышленную фамилию.

* * *

Я обратился к досье за данными о его подготовке за все шесть месяцев. Сэрратом занимался долговязый и вредный эстонец по имени Клайв Беллами. “Отлично справляется с практическими заданиями, – пишет он в своей заключительной характеристике на Хансена. – Обладает первоклассной памятью, хорошей реакцией, самостоятелен. Требует жесткого обращения с собой. Если на моем корабле вспыхнет бунт, первым, кого я подвергну порке, будет Хансен. Оснастка хорошая, но при отличном рулевом”.

Затем я просмотрел оперативные данные. Здесь тоже все было в порядке. Поскольку Хансен все еще был голландцем по происхождению, руководство решило не менять этого и не выпячивать его английские качества. Хансен было взбрыкнул, но его укротили. За границей в то время на англичан смотрели как на американцев, но без их влияния, поэтому Руководство было готово мать родную заложить ради шведа или западного немца. Даже с канадцами заигрывали, хотя тех было куда легче заполучить. Вернувшись в Голландию, Хансен оформил свои отношения с иезуитами и отправился на Восток в поисках работы. В те дни в ряде западных столиц разместились научные центры по изучению Востока. Хансен посетил их и заручился обещаниями одних и согласием других. Восточное отделение французского телеграфного агентства взяло его в качестве внештатного корреспондента. Лондонский еженедельник с подачи Руководства приготовил для него место при условии, что ему не придется платить. Мало-помалу крыша для него была готова, причем такая, что он мог отправиться куда угодно и задавать какие угодно вопросы; разобраться в его финансовом положении было практически невозможно, так как не было возможности разобраться, кто и сколько ему платит и за что. Пришло время его запускать. Пусть британские интересы в Юго-Восточной Азии вместе с империей пошли на убыль, но там по колено завязли американцы, которые вели официальную войну во Вьетнаме, полуофициальную – в Камбодже и тайную – в Лаосе. Довольствуясь вторыми ролями, мы были только рады предложить им бесценные таланты Хансена.

Шпионская техника может дать многое. С ее помощью можно сфотографировать урожай и окопы, танки и ракетные установки, а также следы шин и миграцию оленей. Она может сработать при звуке русского истребителя, преодолевающего звуковой барьер на высоте сорока тысяч футов, или когда китайский генерал рыгнет во сне. Но заменить человеческий разум она не может. Она не может сказать, что творится в душе у камбоджийского крестьянина, чей урожай уничтожен дотла бомбардировщиками доктора Киссинджера, чьи дочери стали городскими проститутками, а сыновья поддались на уговоры и покинули деревню, вступив в ряды марионеточной армии американцев, или во имя спасения своей же семьи были вынуждены драться на стороне красных кхмеров. Она не может читать по губам партизан джунглей в черных пижамах, самым мощным оружием которых является извращенный марксизм кровожадного камбоджийского психопата с сорбоннским образованием. Она не может вдохнуть выхлопные газы немеханизированной армии. Или же расшифровать радиокоды армии, не имеющей радио. Или вычислить запасы продовольствия для солдат, способных питаться земляными жуками и древесной корой. Или определить нормальное состояние тех, которые, потеряв все, что у них есть, воюют только за будущее.